Борис Иваныч

Сегодня из Москвы пришла печальная весть, умер Борис Иванович Березин. Кто-то из читетелей блога знает, о ком идет речь и, вероятно, с новостью уже знаком, для остальных расскажу, кто это такой.

Борис Иванович Березин всю жизнь проработал на факультете ВМК МГУ и был, в частности, начальником курса 1980-1985, т.е., того самого, на котором учился я, моя (сначала будущая, а потом настоящая) жена, и еще около 348 студентов, включая некоторых из читающих сейчас эти строки. Курс был немного необычный, его называли "олимпийский набор - фестивальный выпуск", ссылаясь на важные международные мероприятия, проходившие в Москве летом 1980-го (летние Олимпийские игры) и 1985-го (фестиваль молодежи и студентов). Как нам не раз объявляли различного сорта доброжелатели, "олимпийскость" нашего набора определила его качество, а именно повышенный процент разгильдяев, лоботрясов и недоучек, прошмыгнувших сквозь частокол приемных экзаменов. Дело в том, что в 1980м году приемные экзамены в МГУ состоялись одновременно со всеми остальными вузами, а не загодя, как обычно, что привело к существенно более низкому количеству абитуриентов.
"Фестивальность", кстати, тоже упоминали как объяснение неполноценности нашего курса, но какая за этим стояла логика, я, если и знал когда, то вспомнить не могу.

Как начальнику курса, Борис Иванычу именно с лоботрясами и приходилось иметь дело на регулярной основе. От него, в конце концов, зависело, будет ли конкретный отстающий олимпиец наконец отчислен или поимеет еще один шанс исправиться, так что большинство моих приятелей (".. молодого Кастраки, таких же двоечников, как и он сам") относилось к нему в основном настороженно и старалось от кабинета начальника курса, равно как и от самого хозяина кабинета, держаться подальше. С переменным, как сами понимаете, успехом.

Я, хоть несомненно являлся в определенной степени и разгильдяем, и лоботрясом, и недоучкой, но обычно кое-как сдавал сессии (почти) без хвостов, а в неприятные истории неучебного плана (тоже, разумеется, область применения власти начальника курса) как-то повезло не угодить. В связи с этим в березинский кабинет я попадал редко и, как правило, по какому-нибудь нестрашному делу, типа забрать зачетку. Один раз все-таки занесла меня дурная голова на расправу, о чем и хочу здесь написать, с целью отдать дань памяти хорошему, как вытекает из истории, человеку.

История была такая. Попросил меня как-то один из дружков-лоботрясов взять в учебной части (она же кабинет Березина) справку для устройства на работу. Дело в том, что студентам разрешалось на фоне учебного процесса зарабатывать на стороне, но для этого им необходимо было предъявить бумагу, удостоверяющую, что со своими основными обязанностями, то есть учебой, они справляются на должном уровне. Не уверен, понятно ли это новому поколению, но тот, кто учился в советском вузе в те времена, знает, о чем речь. У дружка моего шансов получить такую справку не было (он с Березиным встречался на регулярной основе, и вовсе не для того, чтобы обсудить повышенную стипендию), а денег нажить хотелось, и даже некоторая непыльная работа готова была его принять при наличии разрешающего документа. В этой ситуации  кореш и обратился ко мне, как сдавшему предыдущую сессию более-менее прилично. Идея была такой, что дружбан возьмет мою справку и паспорт, и устроится работать от моего имени. Вознаграждение в тот момент, по-моему, даже не обговаривалось, но, вероятно, было бы жидким. Я возражений не имел, оказать услугу другу было поступком праведным, и я, зажав в руке бумагу с надписью "Начальнику курса Березину Б.И. от Бошкина А.В. Заявление. Прошу выдать мне справку для устройства на работу. Дата-подпись", постучал в дверь учебной части.

Войдя и обнаружив в наличии начальника курса, я поздоровался и протянул тому листок, со словами "вот мне тут, Борис Иваныч, подписать". Березин взял писульку, кинул на нее беглый взгляд, после чего отложил ее в сторону, пригласил меня садиться и полез в какие-то свои бумажки. Я начал подозревать, что сценарий типа "подмахнет не глядя" сегодня не осуществится, и смутно забеспокоился. Наконец, начальник нашел в своих ресурсах то, что искал, и произнес примерно следующее: "Прежде чем я подпишу Ваше заявление, Анатолий, напишите-ка мне объяснительную по поводу того, что из десяти семинаров по философии в этом семестре вы посетили только два".

Ай бля, как сказал бы кум Колган.

"Философия марксизма-ленинизма", если молодежь не знает, считалась одним из ОСНОВНЫХ предметов во всех без исключения высших учебных заведениях Советского Союза. Прикладную математику ты изучал по основному своему профилю или какие-нибудь там ассенизационые науки, полностью спрятаться от режима за забором аполитично-технических знаний было малореально. Режим, не без оснований, требовал, чтобы каждый подготавливаемый на народные деньги специалист был сертифицирован как правоверный отправитель государственной религии, прослушавший полную программу промывания мозгов и (теоретически, по крайней мере) готовый сеять коммунистическую отраву в умах менее отягощенных лучшим в мире образованием масс. В связи с этим, с самого первого семестра, и, кажется, до самого последнего, обязательным делом было отмечаться на тошнотворных курсах типа "История КПСС", "Научный атеизм", и главной псевдонауки загнивающей идеологии людоедства 20го века, "марксистско-ленинской философии".

Уж не знаю по каким причинам (надо будет спросить моего психотерапевта  - спрошу, как только таковой появится), на меня от любых попыток изучения всех этих "наук" наваливалась непреодолимая сонливость пополам с тошнотой. Историю КПСС я кое-как вымучил, чудом сдав на трояк (спасибо преподавателю, пожалел нулевого студента, наверное, сам был скрытым диссидентом), про атеизм не помню вообще ничего, а философия с самого первого семинара показалась просто монументальной тратой времени, посвященной разоблачению каких-то там буржуазно-метафизических заблуждений, с которыми напрямую знакомиться было нельзя, а требовалось заучить развенчание оных,  созданное допущенными к первоисточникам анонимами.

Преподаватель философии (имени не помню, да и не жалко) начал свои семинары с того, что рассказал о своей карьере. По его словам, он выучился в нашем же институте на математика, пару лет поработал программистом (я-то на тот момент уже считал, что программирование - самое интересное  в мире занятие), а потом вдруг решил, что (марксистско-ленинская) философия - гораздо круче, и вот теперь преподает оную будущим программистам-математикам. Мой детектор пизд*жа немедленно зашкалил, и, с трудом высидев еще один семинар, я, не особенно задумывась о последствиях, занятия посещать перестал. Гораздо интереснее было ходить в терминальный зал и наблюдать, как такие же прогульщики, как и я (поголовно, кстати, регулярные визитеры у Бориса Иваныча), отлаживают свои программы.

Глупо, конечно. Надо было терпеть, притворяться, и ждать, когда оно само кончится, как делали все вокруг. И вот теперь, после пары месяцев в "отказе", последствия моего по-дурацки неосознанного протеста смотрели мне прямо в глаза с чистого листа бумаги, на котором предстояло написать объяснительную. Я перевел дух и попытался собраться с мыслями. В жанре "объяснительной записки" я выступал впервые в жизни, и никаких теоретических познаний о том, что полагается в таком случае писать, на тот момент не имел (смешные примеры из журнала Крокодил не в счет). Выкручиваться и выдумывать малоубедительные оправдания каждому из восьми отсутствий показалось недостойным - все равно не поверят (только через много лет я понял, что "поверят-не поверят" было как раз совершенно не важно), посему я, поднатужившись, выдал следующий перл (опять за дословность не отвечаю): "Я пропустил занятия по философии марксизма-ленинизма, потому что считаю, что они ничего не дают для изучения настоящей философии." После чего вручил объяснительную начальнику курса и стал ждать результата.

Борис Иваныч взял мою бумагу, прочитал текст, подумал немного и произнес следующее, серьезным таким голосом: "Понимаете ли Вы, Анатолий, что после такой объяснительной Вам следует написать заявление об отчислении?" Я поднял голову, не вполне понимая логики. "Если Вас не устраивает то, как Вас здесь учат, то зачем же здесь оставаться?"

Вопрос был, конечно, риторическим, хотя ответить можно было бы многое. Например, что в Советском Союзе не существовало на тот момент высшего учебного заведения, в котором не преподавали бы всю эту коммунистическую ахинею под видом самой важной из наук. Или что уход из института означал бы автоматическое вступление в ряды Советской Армии, со всеми вытекающими, включая некоторую вероятность отправки на оказание интернациональной помощи братским странам (в тот момент главными братьями были афганцы). Или что моим главным карьерным стремлением на тот день было научиться программировать, и для этого-то как раз ВМК - самое подходящее место, а материализм, эмпириокритицизм и прочая почти столетней давности пое$ень тут абсолютно ни при чем. Ну и так далее. Я, по-видимому поумнев за последние пару минут, предпочел все же промолчать.

Борис Иваныч тоже помолчал немного, и молвил: "Вот что я сделаю. Я передам Вашу объяснительную в комитет комсомола, чтобы там рассмотрели Ваше персональное дело и решили, как с Вами поступить".

Разговор был закончен. Я поднялся и вышел из кабинета, ощущая некоторую ватность в ногах и зыбкость в мозгу. Ждущему в курилке другану пришлось объяснить, что вместо его справки я, похоже, нажил на свою задницу серьезных неприятностей. "Персональное дело в комитете комсомола" было, как я догадывался, эвфемизмом для почти гарантированного изгнания из рядов советских студентов. Уже на тот момент зная, как следует бороться с жизненными невзгодами, я первым делом наскреб по сусекам денег и напился, а наутро постарался о нависшей над головой проблеме забыть. Посещение же философских семинаров я возобновил, что было отмечно преподавателем, немедленно давшим мне задание сделать доклад о жизни американских миллионеров (это отдельная любопытная история).

.....

Обещанных неприятностей не воспоследовало. Так и не знаю, почему. Скорее всего, просто пожалел Березин молодого дурака, не стал портить ему жизнь и хода делу не дал. За что от давно уже не молодого, но слегка с тех пор поумневшего дурака Борису Ивановичу - земной поклон.

Не знаю, от чего он умер, но 65 лет - смерть совершенно безвременная. Земля Вам пухом, Борис Иванович, и мир праху.